Скажу сразу, на вторые роды, воодушевленная первыми легкими и давно забытыми, я шла с олимпийским спокойствием. Тем более, что ждать я их начала где-то недели за три до намеченного врачом срока. И была готова к повторению уже пройденного материала, который совпадал со стереотипом, показанным во множестве фильмов, где героиня внезапно рожает – то есть приготовилась резко хватать мужа за руку с воплем «Ой, кажется, началось!!». Правда, полные женщины моего типа редко появляются на экранах в такой роли.
Но в этот раз моя природа решила повести себя по-другому. Накануне сильно ломило поясницу. Тут возможных вариантов было два – или спина устала носить живот с четырехкилограммовым младенцем, или же не сегодня-завтра начнется самое интересное. Так, прислушиваясь к ощущениям и переползая с места на место, дождалась ночи. Ну, думаю, сейчас наступит мое время – дети очень любят по ночам внезапно рождаться.
Муж, исполняя долг заботливого молодого отца, спросил, может ли он что-нибудь для меня сделать? На что получил ответ – взять на время поносить, а мне дать отдохнуть. Но не способны мужчины на такой подвиг, поэтому муж был отправлен спать в гостиную, куда он ретировался еще три месяца назад, испугавшись стремительно растущего и бодро шевелящегося живота. Ему был дан наказ выспаться, потому что в любой момент он может быть разбужен моим истерическим воплем. А я понесла свое бремя дальше, в бывшую супружескую спальню, которая под воздействием приготовленных пакетов с вещами на роддом, стопкой пеленок в шкафу и ожидающими на столике своего часа документами медленно, но неотвратимо превращалась в детскую.
А ночью поясница стала болеть уже серьезно и вся ночь прошла в ожидании, когда же начнется то, что называют родами. К утру все боли прошли, я даже заснула, полная недоумения – что это было? Утром разбудила мужа и объявила ему, что паники не будет, а цивилизовано и культурно едем в роддом. Еду как ни в чем ни бывало и думаю, а чего мне больше хочется – чтоб ожидание, наконец, закончилось и сегодня я уже родила, или страх перед процессом пересилит и мне захочется, чтоб ночные мои бдения оказались ложной тревогой.
Но врач однозначно сказал: будем рожать. Ну, рожать — так рожать. Только мои товарки по приемному отделению, как положено роженицам, стонут и страдают, а я, как ненормальная, прогулочным шагом вышла к мужу и объявила, чтоб сидел на скамейке и морально готовился. Даже обидно стало – ну, никакой торжественности момента сдачи рожающей жены в роддом и перепуга на мужественном лице.
Ну, да ладно, я же не первородка, мне не к лицу пустые ритуалы, подойдем к делу по всем правилам науки. Тем более, что соседкой по предродовой оказалась молоденькая девочка, которая, узнав, что я здесь уже во второй раз, решила брать с меня пример. (Вот не было печали!). Тут бы самой справиться. Но важности я, конечно, преисполнилась.
Организм тоже понял всю серьезность наступившего момента и решал открыть серию схваток. Первые были совсем слабые, почти приятные. Они даже помогали мне любоваться собой, как женщиной, во имя любви решившейся на такой подвиг как роды. Поэтому я в телефонном режиме бодро докладывала мужу о своих успехах. Но вскоре мне стало не до самолюбования. Разрывающая боль превратила меня в самку, моментально отбросившую все красивости и условности. Мир сузился до деревянной перекладины, которую я сжимала на пике схватки. Этой несчастной перекладине пришлось выслушать все, что я чувствовала в этот момент, притом в самых резких выражениях. Где-то в другой галактике выводил рулады телефон. В паузах, отдышавшись, я рассказывала ребеночку, что я рада, что он решил, наконец, вылезти, но мне хотелось бы, чтоб он начал двигаться интенсивнее и перестал мучить маму. Доктор-умница несколько раз приходил и участливо спрашивал, не начались ли потуги.
Я сама уже не могла дождаться этого. И вот! Наконец-то! Слабая, но явная потуга. Все! Несите меня! Я сейчас… рожать… буду…
При потугах все-таки больше осмысленности в действиях. В этом процессе хоть какая-то видимость того, что я на что-то влияю. Я дышу и тужусь. Ну, давай же! Давай, маленький! Вылезай!
Ой! Плюх! Все? Все?! Плачет! Плачет, маленький! Значит, все хорошо и все самое страшное позади. Иди ко мне, маленький. То есть, маленькая. Хотя не такая уж маленькая – 4500. Какая ты страшненькая – в слизи, в белесых разводах, красная. И самая красивая. Это ты меня мучила так долго и сама настрадалась? Я тебя любила еще в животе, а сейчас, как Матроскин, вдвое больше любить буду. Ты мое нежданное, теплое, сладкое счастье.
О! Мобильник принесли. Сейчас папу радовать будем, а то извелся там, на скамейке…
Елена Тиманова
